идите, научите, крестите

Современный опыт приходского оглашения

                             История огласительной практики.

В древней Церкви оглашением или катехизацией называлась тщательная подготовка обратившихся в христианскую веру к вступлению в Церковь через Крещение.Срок пребывания в разряде оглашенных колебался в зависимости от эпохи, но с III века наиболее обычным сроком пребывания было два или три года. Однако это время могло быть удлинено или сокращено, так как пребывание в разряде оглашенных определяется не временем, а поведением. Так, например, Эльвирский собор удлинил для жрецов время пребывания в разряде оглашенных до трех лет, вместо обычных двух. Наоборот, болезнь могла сократить огласительный срок до минимума,[1] однако» с условием, что в случае выздоровления «крещеный-клиник» пройдет традиционную катехизацию. Что же касается существенной стороны наставления в вере, т.е. объема и содержания огласительных бесед, то они также не могли быть одинаковыми. Иначе, без сомнения, должны были наставлять людей необразованных и простых, и иначе — образованных и ученых.

Строго говоря, сама заповедь Христа о Евангельской проповеди:»Идите, научите все народы, Крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам…»(Мф.28,19~20), не допускает иной схемы апостольской миссии и тайносовершения, чем та, которая последовательно отражена в словах Господа:

идите,    научите,   крестите.

В XIX веке канонические правила Русской Церкви определяют обязательное обучение желающих вступить в Церковь: в течение шестимесячного срока для лиц не достигших 21 года и в течение сорокадневного срока для лиц после 21 года.

В храмах с предварительной катехизацией растет число новых прихожан, но сокращается число крещений. И наоборот, в храмах, где крестят, «не рассуждая» (как правило в больших соборах), число новых прихожан не увеличивается, но и число крещений не уменьшается, а по логике даже и возрастает за счет «обиженных» в других приходах.

ВОСПРИЕМНИКИ.

Эта традиция восходит к практике древней Церкви. Первоначально восприемник был тем, кто приводил желающего креститься в Церковь, свидетельствовал о нем перед христианским обществом до и после оглашения и, наконец, воспринимал его из крещальной купели в самый момент совершения Таинства.

с VI века начинается повсеместный перенос функций восприемничества с крещения взрослых на крещение детей. Если при крещении взрослых крестившийся приобретал духовного родителя, то вполне понятно естественное психологическое желание сохранить духовного родителя и за младенцем. Но постепенно складывается убеждение, которое позднее найдет каноническое выражение в правилах Трулльского собора (691-692) о том, что духовное родство важнее союза по телу (см. 53 правило).

Обычай иметь двух восприемников разного пола  На Западе уже начиная с VII века подобная практика, несмотря на протесты церковной власти, становится обыкновением. На практике указанное «совершеннолетие» включало в себя с внутренней стороны: активную принадлежность к православной Церкви (восприемник не мог состоять в разряде кающихся., т.е. быть под епитимьей), достаточное знакомство с ее вероучением и жизнь, достойную этого высокого звания; со стороны внешней — физическую способность к духовному поручительству (в дореволюционной России возраст крестных соответствовал церковным нормам брачного совершеннолетия, т.е. 15 лет для восприемника и 13 лет для восприемницы).

* Апогеем подобных «недоразумений» Афанасьев считает так называемое «заочное восприемничество,» которое не имеет никаких церковных оснований и находится в противоречии со всем смыслом института восприемничества. «Духовная связь между восприемником и воспринятым им младенцем рождается из участия в таинстве крещения, и это участие, а не канцелярская запись в метрической книге, возлагает на него обязанности по отношению к воспринятому. При заочном восприемничестве «восприемник» в таинстве крещения не принимает участия и никого он не воспринимает из крещальной купели. Поэтому никакой духовной связи между ним и крещенным младенцем не может быть: фактически последний остается без восприемника.» Афанасьев Н., прот. Указ. соч., с.92.

                                                        Оглашение первое.

«ИСТИНА»

Вы пришли креститься, т.е. вступить с Богом в определенные отношения, которых до этого у вас не было. Как вам кажется, неужели это так легко и понятно, что достаточно определенной денежной суммы, и положительный результат не замедлит сказаться? А вас не смущает самая суть такого подхода? В будничной жизни мы действуем совершенно иначе: мы утюга не купим, не убедившись предварительно, как он работает и какие гарантии обещает нам фирма-изготовитель. Так неужели отношения с Богом гораздо прозаичнее покупки утюга?

Если мы готовимся к какому-либо празднику: дню рождения, Новому Году и так далее, для нас кажется естественным предпраздничный труд. Мы покупаем продукты, убираем квартиру, наряжаемся в заранее приготовленную праздничную одежду.., понимая, что радость праздника зависит не только от самого события, но и от подготовки к нему. Возьмите другую область: если моего сына обижают одноклассники, а я хочу чтобы парень умел сам за себя постоять и отдаю его при этом в секцию бокса, то для меня очевидно, что боксером мальчишка станет не после записи, а после многих тренировок. Или например, супружество: муж и жена реализуют регистрацию своих семейных отношений не штампом в паспорте, но прожитой жизнью. И так во всем, везде результат напрямую связан с затраченными усилиями.

Вы пришли креститься, т.е. вступить с Богом в определенные отношения, которых до этого у вас не было. Как вам кажется, неужели это так легко и понятно, что достаточно определенной денежной суммы, и положительный результат не замедлит сказаться? А вас не смущает самая суть такого подхода? В будничной жизни мы действуем совершенно иначе: мы утюга не купим, не убедившись предварительно, как он работает и какие гарантии обещает нам фирма-изготовитель. Так неужели отношения с Богом гораздо прозаичнее покупки утюга?

На крещении вы будете давать Богу обеты, какие? Также вы будете произносить отречения, какие?

(Как правило наступает гробовое молчание, хотя бывают и ответы типа: «верить в Бога», «быть хорошим человеком», «не делать зла», «ходить в Церковь» и т.д.)

Иногда люди, видимо раздраженные Тем, что праздничный стол до сих пор пустует, а батюшка все мораль читает, возражают, что они сызмальства православные, т.к. родились в России, и вопрос веры для них давно решен, зачем же осложнять дело второстепенными деталями? Есть среди вас такие? Если есть, то таковых уместно спросить: раз вопрос веры давно решен, то почему же (сейчас я обращаюсь к взрослым) вы не пришли креститься до этого? А если православная Церковь для вас «дом родной», то тогда вы хотя бы в общих чертах должны сформулировать основные истины православной веры. Как звучит или хотя бы начинается Символ веры?

(опять молчание)

Вот видите, все это делается только для того, чтобы вы поняли, что креститься «вслепую» нельзя. Церковь никогда этого не одобряла. Сам Христос, заповедуя крещение, прежде заповедовал научение: «Идите и научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа…»

— Если все верующие, то сейчас самое время поговорить о том, что такое вера. Уверенность в невидимом как в видимом, — вера? Скажем, я не вижу своего мозга, своего сердца, своих легких, однако утверждаю, что они у меня есть. Это вера? — Вера. Следовательно, уверенность в том, что Бог есть, хотя я его не вижу, и в том, что как-то Он с моей жизнью соприкасается, это вера? — Вера. Скажите, а диавол есть, сатана существует?

(Здесь приходится слышать, хотя и не часто, отрицательные ответы. В подобных случаях надо говорить о демонизме подробнее).

— Существует. А в Бога он верит? А Библию он знает? А в Церковь заходит? Да, да и еще раз да. Видите, практически все, что мы привыкли считать верой, присуще и сатане. А в чем же разница? Оказывается, сатане не хватает самого главного — веры как верности. Смотрите, как жена верна своему мужу, как мать верна своему ребенку, как дети верны своим родителям, так верующий верен своему Богу. И такая религиозная верность у диавола отсутствует, он вечный предатель Бога. И вот на этой-то вере-верности давайте остановимся с вами подробнее,

Какие вы знаете заповеди? А какая первая заповедь?

(Обычно отвечают: «не убей», «не укради», «не прелюбодействуй», «люби ближнего»…)

Ваши ответы, хотите вы этого или нет, — плоды советской эпохи. Безбожное общество не было совершенно безнравственным; добропорядочность граждан являлась декларативной нормой жизни социалистического государства, люди по сути осуществляли христианские нормы поведения, но при этом в весьма урезанном виде…. «Не убей» — только шестая заповедь. А первая: «Я Господь Бог твой, да не будет у тебя богов иных кроме Меня», — дает человеческой этике божественное основание. Без этого основания самая возвышенная мораль не многого стоит.

Первая заповедь уже названа, а кто может ее растолковать? Вы скажете, какие такие другие боги? Мы же в современном мире живем: зевсы и артемиды — религиозные пережитки древности. Не думаю; если заповедь дана Богом, то она охватывает все времена и все культуры. Чтобы приблизить ее к нашему пониманию, давайте заменим в заповеди всего одно слово, вместо Бог поставим Отец, получится: «Я Отец твой, да не будет у тебя отцов иных кроме Меня». Понятно, что физический отец по самой сути своей только один, другого просто и быть не может. В духовном смысле это означает, что Бог, Творец этого мира — единственен, других богов нет, но есть идолы, кумиры, которых мы поставляем на место Бога Отца.

Вторая заповедь прямо предупреждает о такой возможности: «Не сотвори себе кумира и всякого подобия.., не поклоняйся им и не служи им.» Идолопоклонство есть добровольная приземленность; оно не обязательно связано с религией, но всегда с духовным ущербом. Смотрите, мы сплошь да рядом продаем и размениваем себя, преступая божественную заповедь (дорого или дешево — вопрос вторичный): кто-то на служении возвышенным идеалам культуры и прогресса, кто-то в созидании идолов патриотизма и семейного счастья. Многие все поставили на удовольствие и, — пошли плодиться низменные рабы мерседесов и БМВ, породистых собак и ночных клубов и так далее, и тому подобное. Одним словом, кумир в нашей жизни —■ это не столько отсутствие Истины, сколько ее подмена. У всех вышеперечисленных категорий идолопоклонников, вера в Бога может присутствовать, но, увы, в схеме их жизненных ценностей, ее место в прихожей рядом с домашней обувью и грязными половиками.

          Третья заповедь «Не произноси имени Господа Бога твоего всуе», т.е. напрасно. Все вы имеете имена, кстати, какие? (Здесь происходит знакомство) Наверно многие задумывались над их смыслом. Это очень хорошо, потому что имя это не просто буквы и звуки… «Коля», «Вася», — всего четыре буковки, но стоит вашему приятелю их произнести, и Вы, взрослый мужчина, разворачиваетесь на оклик даже на расстоянии двухсот метров. Почему? Оказывается, с именем теснейшим образом связана человеческая личность, наше «я». То же и с Богом; когда мы говорим: «Бог, Господь, Иисус Христос», — мы призываем Владыку вселенной. Он молниеносно реагирует, но для чего? Всем нам известна грустная проза нашей жизни; например, мужчины, выпивая после работы, приговаривают «с Богом», или женщины, перемывая косточки своим знакомым, бросают реплики типа: «А Соколова то вчера, Господи Боже мой, вырядилась как пугало…» и т.д., все это вы знаете не хуже меня. Мы к этому привыкли, а вместе с тем это тяжелейший грех: Бог назван, Бог призван, но зачем? Бог судит нас в том, в чем застает. В чем же Он застает нас, Его призывающих?! Вы спросите меня, а как же призывать Бога не всуе? Ответ простой — в молитве, но это отдельный разговор, мы специально вернемся к нему на следующей беседе.

Содержание четвертой заповеди может быть передано следующим образом: «Помни день, который Я освятил. Шесть дней делай и сотвори в них все дела твои, день же седьмой Господу Богу твоему»*.

— Вы знаете, чисто психологически, притягательность божественных заповедей в том, что в них как в зеркале отражается Сам Создатель! Художник — это его картина, архитектор — спроектированное им здание, поэт — его поэзия… Смотрите, уже из одной этой заповеди можно увидеть, Кому мы доверяем свои жизни! Если бы Бог был рабовладелец, презирающий Своих рабов, Он бы сказал: «Вы Моя безгласная собственность, в вашем труде — все Мое!» Если бы Бог был предпринимателем, тогда бы мы услышали: «Я работодатель» вы наемники. Мне, как основателю дела 2/3, вам оставшаяся 1/3 по справедливости». А как же звучит заповедь на самом деле: «Шесть дней ваши, в седьмой приходите ко Мне…». Действительно, день нашего глубокого богообщения, по заповеди, всего лишь один, да и тот не Богу, а нам нужен. Зачем же? А дело в том, что сотворены мы со способностью и нуждою общения с Господом Богом; есть в нашем естестве полочка (ниша), которая сообщает нормальное устроение всей нашей жизни в том случае, если она занята Царем Небесным. Если же мы занимаем ее чем-то другим, может быть и не хламом, но однако же и не Богом, то рискуем через какое-то время совершенно забыть о ее существовании. Как желудок усыхает в своей жизнедеятельности без пищи, так человек усыхает в своей человечности без Бога. Другой пример, пока аккумуляторы заряжены, — от них свет и тепло; но если они сели, то до следующей подзарядки, это куски железа, холодные и ненужные. Поэтому верующий человек, при всей своей человеческой занятости (если только он не болен), старается придти в воскресный день в Церковь, чтобы не забыть о своем сверхъестественном назначении.

У вас может возникнуть вопрос: А почему обязательно в Церковь? Бог ведь везде. И разве не могу я вспомнить о своем богоподобии в любом другом месте; разве не могу посвятить Богу свой воскресный день, молясь Ему дома? Формально — да, по сути — нет. Один православный архиерей приводил такое сравнение: «Когда мы огород копаем в одиночку — это одно, а когда соседа приглашаем — другое. Здесь тоже работа, только духовная. И когда ваша энергия соединяется с духовной анергией рядом стоящих, то этот энергетический духовный поток и идет к Богу. Бог слышит эту молитву…» Православное христианство не есть духовное возрастание одиночек, разобщенных и равнодушных к друг другу; это, если хотите, живая пирамида общей молитвы, которую мы созидаем в Церкви, во исполнение слов Спасителя: «… Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф.18,20). Кроме того, есть в необходимости посещать храм и другая мистическая сторона, но об этом мы поговорим немного позже.

Пятая заповедь должна быть вам гораздо понятнее: «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле…» Казалось бы, чего уж проще, а вместе с тем извечный конфликт детей и родителей выглядит вековым опровержением возможности исполнения именно этой заповеди. Отсюда вопрос: а не ошибается ли Бог, предлагая неисполнимое? Нет, не ошибается. Он лучше, чем кто бы то ни было знает нашу настоящую природу. Ее испорченность обуславливает существование как никудышних детей, так и никудышних родителей… И Богу это хорошо известно. Но в том-то и дело, что заповедь дается не потому, что подобные отношения естественны, а для того, чтобы мы стремились к заложенному в нас идеалу. Почему мы этот идеал позабыли — вопрос отдельный, но то, что он дан нашему естеству при творении, совершенно бесспорно. Поэтому всякий раз, когда наша душа возмущается подлостью и обидами, исходящими от наших родных, умение, или на худой конец желание, простить, — лучшее, что мы можем сделать» ибо и сами мы, дети Отца Небесного, постоянно нуждаемся в прощении, и без конца прощаемы Им независимо от гнусности наших проступков. Практически почитание порочных родителей должно сопровождаться необходимым размышлением; скажем, если моя мать алкоголичка, а я почитаю ее ежедневной бутылкой, то очевидно, что почитаю я не мать, а материнский грех, мало того, становлюсь соучастником в ее падении. Ухаживать, заботиться, даже и о самых плохих родителях, дело другое…

Шестая заповедь. «Не убивай» — большая часть нецерковных людей, услышав эту заповедь, с облегчением вздыхает, дескать, ну, в этом-то мы не согрешили. И действительно, людей, которые в наше время связаны с постоянной возможностью пролития чей-то крови, не так уж много, еще меньше среди них тех, кто ее уже пролил. Но если посмотреть на дело серьезнее, посмотреть глазами Христа, то мы увидим, что эта заповедь обличает почти что каждого. «Вы слышали, что сказано древним: «не убивай»; кто же убьет, подлежит суду. А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду…» (Мф.5,21-22). Это ли не про нас? Смотрите, сколь часто, не имея возможности отомстить своим обидчикам публично (просто потому, что у них и силы и власти больше), мы в душах своих гневаемся и ненавидим их тем сильнее, чем большее оскорбление мы претерпели. Нередко дело доходит до мысленного убийства. О том, как это происходит чаще всего, прекрасно сказал русский религиозный философ Владимир Соловьев: «При живом воображении и малой духовной опытности развитие злого помысла совершается очень быстро. Так например, у вас явилась мысль о враждебном вам человеке, сопровождаемая хотя бы слабым чувством обиды, негодования или гнева. Если вы сейчас же не отгоните ее, то воображение, покорное дурной страсти, разом создаст живую картину. Вот вы уже встретились с неприятным лицом и поставили его в неловкое положение. Вся его негодность обличена. У вас является желание великодушия, но разгоревшаяся уже страсть превозмогает. Однако вы еще держитесь в границах благовоспитанности. Слагаются тонко-язвительные речи, но скоро они становятся более язвительными, чем тонкими; раздаются «оскорбления словом», потом «оскорбления действием.» Диавольски-сильным кулаком наносите вы победоносные удары. Злодей опрокинут, злодей убит, и вы каннибальски пляшете на его трупе… Дальше уже идти некуда, и приходится только креститься и отплевываться.»

Другая сторона этой заповеди обличает грех детоубийства; аборт — страшная обыденность нашей жизни! Причем грех этот не только женский, ибо практически всегда с молчаливого, а частенько с самого, что ни на есть «кричащего», согласия мужчины, идет женщина на этот страшный шаг.

(В этот момент важно не столько «авторитетно раздавить» слушающих, и как правило виновных в этом грехе, людей, сколько показать, как грех может быть уврачеван.)

Тяжесть этого греха усугубляется тем, что убийство по внешней своей стороне, дело неисправимое. Украл» — могу вернуть; поссорился» — могу помириться; убил, — что сделаешь?! Но Бог наш — Бог милосердный; кающихся Он очищает и от этой вины, правда особым образом. Каким? — Страданием. Поэтому, если в нашу жизнь приходит тяжелая болезнь, какое-либо несчастье и пр. — не стоит роптать, спрашивать: «За что это мне?», и стремиться во чтобы то ни стало вернуть пошатнувшееся благополучие. Бог страданиями изглаживает то» что не может быть исправлено поступками. Кроме того, для многих искуплением этого греха может стать желание отговорить от подобного шага своих родственников и знакомых; а также умение обогреть, обласкать, накормить чьих-то бесприютных детей. Да и мало ли что еще можно сделать; кающемуся сердцу Господь подскажет.

Седьмая заповедь. «Не прелюбодействуй» — вот заповедь, которая решительно отвергается современным миром, и не раз приходилось слышать просто в беседах о том, что не нарушать ее просто невозможно, а значит и ненужно. Мало того, люди, до этого момента вполне сдержанные, начинают вдруг страшно возмущаться и упрекать Бога и священника в зависти к их личному счастью… Что же, давайте разбираться,

Любовь — не грех, любовь — заповедь, данная еще первым людям (Быт.2,24). Воровство любви — вот это преступление. Когда я стремлюсь к личному счастью в обход заповеди, рано или поздно происходит катастрофа. То, что современный мир преподносит нам в качестве естественных человеческих радостей, сгубило уже не одну сотню культур, не один десяток цивилизаций! Вспомните из-за Чего погибло допотопное человечество, вспомните библейские Содом и Гоморру, вспомните, наконец, грандиозную в истории, но деградировавшую в своих носителях, культуру античности; одна из причин, по которой утонченное изящество греко-римского мира кануло в небытие, заключается в извращенном переживании древними людьми своего полового начала. Мир, в котором отношения между мужчинами и женщинами стали все больше напоминать псарню — не мог не исчезнуть.

Проповедуемое Церковью богоподражание содержит совершенно иную норму человеческих отношений, в том числе и в области пола. Любовь для верующего — это не удовольствие любой ценой, а жертвоприношение, способность сострадать, вмещая в себя не только достоинства (это не так трудно), но и недостатки своего любимого. Не убегать от них, но напротив, пытаться преображать в каждодневном подвиге любви — вот дело, достойное христианского брака. Ибо любовь полов, делающая людей одним целым, только тогда расцветает цветом божественности, когда понимается и реализуется как путь ко спасению, т.е. к единству с Богом. Брак, возведенный на такую высоту, разрушает самое страшное — человеческий эгоизм. В служении другому, я выхожу за рамки своей холодной своекорыстной ограниченности. Я люблю…

Совсем иной подход к проблеме пола рождает мир нецерковный, какой, — вы знаете не хуже меня. Отсюда супружеская безответственность, половая извращенность, почти повсеместное деромантизирование интимных отношений и т.д. Без Бога половая жизнь становится идолом, и этот жестокий божок пожирает своих поклонников без остатка, не оставляя от любви ничего святого. И все это по одной простой причине: на любовь не хотят смотреть как на заповедь…

Восьмая заповедь запрещает воровство: «Не кради», т.е. не присваивай чужого. И это постсоветскому человеку в диковинку. Вспомните аксиому нашей «застойной» жизни: мне не доплачивают — возьму сам. Совсем иначе настраивает себя верующий: «Хотя бы это было ничье, раз оно не мое — нет мне до него дела.» Чистая совесть, пусть даже с нуждою, дороже уворованного благополучия.[2] Вы можете спросить: А как же жить-то тогда? Поверьте, подлинно верующего, а значит боящегося оскорбить своего Господа человека, Господь никогда не оставит. Вспоминается один пожилой провинциальный священник, который во времена Хрущева остался без места. На его иждивении находились двое маленьких детей, неработающая жена и больная, не получающая пенсию мать. За штатом он оказался по воле уполномоченного по делам религии. Эту должность занимал тогда офицер КГБ, и поэтому надеяться на снисхождение можно было только в случае «сотрудничества», т.е. документального согласия на предательство. Священник предпочел «бродяжничество». Он ходил по деревням со своим иерейским скарбом и тайком, в домах верующих, совершал различные церковные требы: крестины, заочные отпевания, исповеди… Почти восемь лет он и его семья жили на скромные пожертвования, которых часто едва хватало на пропитание, но никто не потерял веру, никто не нарушил верность. Господь знает нашу нужду и если попускает ее, значит, даст сил и понести. В этом вечная сила евангельских истин: «Итак, — говорит Христос, — не заботьтесь и не говорите: «что нам есть?» или: «что пить?» или: «во что одеться?» Потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф.6,31-33).

Девятая заповедь. «Не произноси на ближнего твоего свидетельства ложного», — другими словами: не клевещи. Сплетни, пересуды, празднословие, а в итоге: «О злые языки, страшнее пистолета…» Сколько раз непроверенные слухи, которые мы с легкостью подхватывали и распространяли, ложились неподъемным грузом на чьи-то хрупкие плечи и, может быть, раздавливали людей своей страшной тяжестью. Умение правильно, «богоприлично» говорить — дело очень важное, хотя бы потому, что Христос предупреждает: «От слов своих оправдаешься, от слов своих осудишься» (Мф.12,37). Мы же, напротив, от необходимых слов, не задумываясь, переходим к бесполезному и бесцельному разговору. Слова тратятся без нужды, в «болтовне» проводится время для того только, чтобы что-то сказать. Тот дар осмысленной речи, который дан только человеку, ради приобщения к Истине, тратится попусту и мало чем отличается от того выговаривания слова, которому можно научить попугая, скворца или вообще неразумное существо.

Десятая заповедь может быть выражена одним словосочетанием: «Не завидуй». Это тоже распространенная человеческая страсть. Поверьте, границы действия зависти гораздо шире, чем нам кажется. Одно дело завидовать богатству материальному: у этого хлеб повкуснее, а у этого бриллианты побогаче… И совсем другое, завидовать богатству душевному и даже духовному: этот смекалистей, эта похозяйственней, эти более благочестивы и прочее, прочее. Мы готовы завидовать и добродетелям, и порокам, лишь бы они ценились в кругу нашего общения.

Для человека веры не завидовать — значит смотреть единственно на себя и быть довольным тем, что Бог благоволил ему даровать. Дал мне Господь такое здоровье, такую жену, таких детей — слава Ему за это, нет мне дела до дарований ближнего, за которые Бог потребует своевременного отчета. У каждого из нас свой талант; обнаружить его и потрудиться с его помощью на ниве Божией — реальная задача всякого христианина. Когда начинаешь ее исполнять — уже не до зависти.

Конечно, есть в Священном Писании и другие нравственные заповеди, по которым верующие поверяют свою христианскую совесть, но даже из этих еще ветхозаветных этических норм вы можете судить о степени или глубине своей религиозной веры-верности.

Хочется теперь задать вам один вопрос: как вам кажется, нравственные беды и духовное несовершенство людей случаются только от их невежества, от незнания этих заповедей или от чего-то еще? Неужели для того, чтобы быть хорошим, важно только узнать, усвоить, нужную моральную информацию, и на следующий день я уже необходимо другой, лучший? Попробуйте после того, что вы узнали, стукнуть кулаком по столу и сказать: «Хватит жить грехом, с завтрашнего дня, скажем с 12.00, начинаю выполнять все заповеди.» Гарантирую, что в 12.30 вы убедитесь, что толком ничего не получается. Заповеди прекрасны, но если бы их исполнение было в одних человеческих силах, тогда Христу не надо было бы идти на крест.

 По образному сравнению одного православного богослова, сделаться по-настоящему лучше одним личным волевым усилием — это все равно, что вытянуть себя из воды за волосы. У барона Мюнхгаузена это получалось, а у людей реальных не выходит. Почему? Смотрите, что говорит об этом апостол Павел: «Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу: уже не я делаю то, но живущий во мне грех… Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти?» (Рим. 6,19-20,24). Мы живем в зараженной грехом вселенной, в мире, где грех вкоренен на онтологическом, т.е. самом глубоком, уровне, и в наших больных организмах, в наших искалеченных духовной катастрофой душах нет достаточных сил для того, чтобы самостоятельно улучшить сложившуюся ситуацию. Отсюда кажущийся парадокс: я вижу Божие добро (Благо) и замираю перед ним в изнеможении (с опущенными руками), бы скажете, зачем же тогда и о заповедях говорить, если исполнить их невозможно? Возможность есть — Бог дает ее…

В отличие от нынешнего, например, государства, которое твердит о правах человека и при этом не выплачивает людям зарплату, лишая их тем самым самого главного права — права на жизнь, Господь не только ставит необходимые цели, но и сообщает достаточные средства к их достижению. Эти средства — суть церковные таинства, полноценное участие в которых является обязательным событием в жизни всякого православного христианина. Таинства — это те же заповеди, только другие.

О первом из них — крещении Господь говорит так: «Кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царство Небесное» (Ин.3,5). Эти странные таинственные слова говорят нам о том, что условием действительного соединения человека с Богом является крещение.

И все-таки, мне бы хотелось, хотя бы отчасти пояснить, что происходит с человеком в момент крещения на простом примере. Есть ли у вас дача или огород? Даже если нет, вы все равно хотя бы немного знаете, что такое сельское хозяйство. Так вот, вспомните, что происходит после того, как людям выделяется определенный земельный участок. Они раскорчевывают и очищают его, распахивают и выравнивают, делают грядки, удобряют землю и, наконец, засевают эту землю нужными семенами… Все это Бог делает за нас в крещении. Душа как живой участок «небесной земли» дается нам Свыше в безвозмездную аренду; и вот эту духовную, но уже пораженную первородным грехом, целину Господь раскорчевывает, выравнивает, удобряет, мало того, засевает семенами вечности… Однако, вы понимаете, что этого мало, награда за труд — собранный урожай. А если я в мае посадил картошку, в июне, июле и августе она меня не видела, что я соберу в сентябре? Так же и в таинстве крещения — семена вечности, брошены в наши души Богом, а взращивать их нам самостоятельно; мы со-работники на ниве Господней, без этого труда нет урожая, зерна могут погибнуть…

То же можно сказать и о другом единократном таинстве — миропомазании. Слышали вы выражение — «одним миром мазаны»? Оно означает совсем не то, что мы привыкли под ним подразумевать, ибо это отнюдь не национальное или политическое, социальное или культурное человеческое родство. Этим словосочетанием наши предки хотели сказать, что все они, подобно Св. Апостолам получили в миропомазании дар Святого Духа. То есть, с каждым крещенным христианином произошло то же, что и с ближайшими учениками Христа в день Пятидесятницы: «При наступлении дня Пятидесятницы все они были единодушно вместе. И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились. И явились им разделяющие языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них. И исполнились все Духа Святого…» (Деян.2,1-4). Тогда это было так, сейчас дары Святого Духа сообщаются всему нашему естеству посредством специального помазания драгоценным маслом (миром), но от нас зависит, как этими дарами распорядиться. Например, Бог благословляет мой ум, но я ведь и преступление могу обдумывать. Бог освящает мои чувства, но я ведь и грех могу полюбить и т.д. Дары Божий не принуждают нас ни к чему, мы продолжаем оставаться свободными..,

И, наконец, самым главным таинством, в определенном смысле «таинством таинств», является для православных христиан Евхаристия, Потому, что в ней мы соединяемся с Богом самым теснейшим образом из тех, которые возможны на земле. Как? — «Недоведомо», неизреченно. Когда Господь ходил по земле, вокруг него теснились огромные толпы людей, напряженно вслушивающихся в каждое Его слово. Но соглашались эти люди далеко не со всем. Однажды Христос сказал им: «… Если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни» (Ин.6, 53). Для многих это было шоком. «Кто может это слушать?» — возмущались они, предполагая, что Христос говорит буквально. И отошли от Него в этот день многие и больше не ходили за Ним (ср. Ин.6, 66). Тогда Христос обратился к ближайшим ученикам и спросил: «Не хотите ли и вы отойти?» (Ин.6, 67). Ученики недоумевали, как и все прочие, и для них слова Христа были тайной, но, и в этом ярчайшее достоинство апостолов, даже не понимая, они предпочитают остаться со Христом. Петр от лица всех остальных говорит: «Господи! К кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни» (Ин.6, 68). Прошло три года — тайна оставалась тайной. И вот на праздничном ужине за несколько часов до Своего ареста Христос наконец-то открыл ученикам, что Он имел в виду. Спаситель показал на лежащий на столе хлеб, и сказал: «… Приимите, ядите: сие есть Тело Мое, которое за вас предается» (Ср.Мф.26, 26; Лк.22, 19). Потом помолился, указал на чашу с вином и сказал: «… Пейте из нее все; ибо сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая во оставление грехов» (Мф.26,28). Творите это в Мое воспоминание (ср.Лк.22, 19). С тех пор, вот уже почти 2000 лет, Церковь повторяет совершившееся в тот вечер. На главной церковной службе — Литургии, по молитвам народа Божьего (т.е. священника и пришедших на службу мирян), хлеб и вино перестают быть простыми хлебом и вином и становятся» силою Святого Духа, Телом и Кровью Господней. Сразу же хочу предупредить вас от возможной ошибки. Подходя к Евхаристической чаше, ни в коем случае не нужно стремиться к натуралистическим ощущениям. Мы причащаемся живого Христа, в этом чуде — главное отличие Евхаристии от всякой иной трапезы. Причащаемся, и через это становимся хотя бы на какое-то время едиными со своим Богом. Но это важнейшее таинство, как и всякое другое, не терпит профанации. Нельзя причащаться с желанием очиститься от греха, так же как мы глотаем таблетки с желанием исцелиться от болезни. Таблетки действуют независимо от нашего духовного расположения, а причастие наоборот. Подходящие к этому таинству с дерзостью, без должного рассуждения, могут больше потерять, нежели приобрести, ибо Бог очень ревностно следит за тем, с каким духовным багажом человек приближается к Нему. Поэтому-то и молится Церковь перед причастием на Литургии: «Господи, да не в суд или во осуждение будет мне причащение Святых Твоих Тайн, но во исцеление души и тела. Аминь.»

Это таинство в отличие от Крещения и Миропомазания не является единократным. Мы стремимся соединяться со своим Богом как можно чаще, и поэтому, если крещенный человек молится, ставит свечи, совершает добрые дела, но не причащается, можно говорить лишь о степени его отпадения от Церкви, ибо вера-верность нарушена. Сказавший о необходимости доброделания этического, сказал также и о необходимости доброделания сакраментального…

На этом сегодня закончим. Давайте теперь договоримся о нашей следующей встрече (здесь катехизатору приходится подстраиваться под время, удобное для оглашаемых, а это требует определенной жертвенности). Кроме того, попрошу вас до следующего раза прочитать самостоятельно одно из четырех Евангелий. Возьмите хотя бы самое короткое — Евангелие от Марка. Вы прочтете его за 2 часа. Но на этот раз перед вами не просто книга. Существует знаменитое высказывание, из которого вы сможете понять, что я имею в виду. Св. отцы говорили о том, что когда человек молится — он разговаривает с Богом; когда он читает Священное Писание — Бог разговаривает с ним. Попытайтесь прочесть эту книгу именно так и почувствовать, что хочет сказать Бог через ее содержание сугубо для вас. Конечно, возникнут вопросы, но этим не стоит смущаться. В следующий раз мы начнем с их обсуждения, а теперь, если у вас нет вопросов, будем прощаться. До свидания.

Оглашение второе

«ПУТЬ»

(После приветствия и ответов на возникшие вопросы, катехизатор возвращается к основной теме.)

В прошлый раз мы говорили о самом главном — об основании религиозной жизни всякого православного христианина — о нашей вере, понимаемой в значении верности. Кроме того мы пришли к выводу, что для того, чтобы быть верным Богу, надо не только знать заповеди, но и иметь силы для их исполнения. Эти силы мы черпаем в Самом Боге, точнее в Его таинствах. Но к участию в этих таинствах нельзя подходить легкомысленно, они требуют от нас определенной подготовки, — жертвенности. Об этой подготовке наш сегодняшний разговор. Другими словами, сегодня мы будем говорить о религиозной практике. Что делает всякий православный христианин для достойного соединения с Господом? — Кается, постится, молится…

Если я спрошу вас — что значит покаяться, — вы ответите, что это значит рассказать о своих грехах на исповеди. И будете правы, но только отчасти. Греческое слово «покаяние» в буквальном смысле означает перемену ума, изменение мысли, которое должно привести к перемене жизни. Мировоззрение и поведение находятся в теснейшей связи, и если наше умонастроение радикально меняется, то это рано или поздно приводит к иному характеру наших поступков. Возьмите, например, известную ситуацию: в детстве все мы спрашиваем родителей — откуда мы появились, и получаем разные ответы типа «капусты», «аиста» и «магазина». В соответствии с этими детскими представлениями о начале жизни строится и наше детское поведение. Но вот приходит момент, когда молодые люди узнают «механизм» деторождения, мировоззрение радикально меняется, меняется и их поведение… Вот вам пример покаяния, хотя и из другой области. То же и в жизни духовной. Если в моем сознании произошли глубокие перемены, я обрел веру и осознал ее как верность, то я просто не могу, не имею права продолжать жить по-старому. Следовательно, моя исповедь менее всего перечисление грехов. Нельзя подходить к ней по-солдатски: «пост сдал», «пост принял», соответственно, «грехи сдал», «грехи принял». Такая исповедь ничего не изменит; ограничившись формальным «называнием», я с легкостью вернусь к привычному «совершению» этих же поступков. Настоящая исповедь — это всегда духовное потрясение, безжалостное обнажение своей души перед оскорбленным мной милосердным Господом. Исповедь — это боль и ужас от осознания своей порочности, своей подлости, которой я ранил любовь Божию. Вы скажете, причем же здесь священник, зачем он, если подобное состояние переживаю я, а не он, а Бог, который везде, силен простить меня без участия посредника? Справедливый вопрос. Так вот, какой бы второстепенной не представлялась нам роль священника, на самом деле без него не обойтись.

Начнем с того, почему священник исповедует. Что ему это очень нравится: собирать мусор с душ человеческих? Поверьте, в этом мало приятного. Священник исповедует, потому что Бог наделил его этой великой властью и этой тяжелой обязанностью, сказав: «Примите Дух Святой. Кому отпустите грехи, тому отпустятся, на ком удержите, на том удержатся» (Ин.20,22-23). Вот почему священник принимает человеческое покаяние, точнее является его свидетелем. Вы скажете; «Но зачем же Богу этот свидетель, разве сам он безгрешен?» Конечно нет, священник сам имеет нужду в покаянии (и конечно же исповедуется перед другим священником). Но прощает он грехи не своей святостью, которая, к сожалению, так редка, а святостью Божией. А если конкретнее, то Бог ставит определенных людей свидетелями нашего покаяния по двум причинам: во-первых, чтобы не было оправдательных приговоров, т.е. когда мы думая, что действительно каемся и разговариваем с Богом, на самом деле лукаво оправдываем совершенный грех. «Да, я ударил ее — грешен, но ведь она этого заслуживает…» И таких примеров тысячи. Священник в каком-то смысле бесстрастный наблюдатель, непредвзятый сторож, честно охраняющий искренность человеческого покаяния. А, во-вторых, священник — помощник в деле нашего самоукорения и сокрушения. Я каюсь в присутствии незнакомого, часто очень молодого и значит малоопытного человека, и тем самым свидетельствую о своей решимости исправиться. Мне так стыдно, я так сожалею, наконец, я так ненавижу совершенный грех, что называя его в присутствии постороннего свидетеля, я как бы вырываю, отделяю этот грех от самого себя, показываю, что это не мое и я с этим расстаюсь. Вот вам краткий смысл покаяния и исповеди.

О посте. Христос постится для того, чтобы явить нам наше богоподобное достоинство. Следовательно, пост для нас — это утверждение самих себя.

Другой стороной поста является утончение нашей физической природы. Сытое чрево не только к учению, но и к богообщению глухо. Не случайно мы говорим о посте как о средстве на пути к Пасхе, на пути к Причастию, о котором мы говорили в прошлый раз.

И наконец, пост — наша посильная жертва своему Богу, знак нашего сопереживания Его безпримерной Жертве. «Могут ли печалиться сыны чертога брачного, — говорит Христос, — пока с ними жених? Но придут дни, когда отнимется у них жених, и тогда будут поститься»(Мф.9,15). Для нас этими днями являются, соответственно, среда и пятница: в среду — Христа предали, в пятницу — Его распяли. И конечно же, если я люблю своего Господа, вопрос о необходимости воздержания в эти дни передо мной просто не встает. Например, можно ли представить нормального человека, который в день смерти матери заботится о качестве обеда?

Перейдем теперь к молитве. Все мы знаем, что человек — существо разумное — «Homo sapiens». Но разум, взятый отдельно от веры, не является нашим украшением. Ум без веры — каверзник,то и дело кует лукавые подозрения и сплетает хулы на всю область веры. Иное дело молитва. Верующий человек — существо молящееся, т.е. отвергающее диавольскую самодостаточность. В молитве я добровольно признаю свою зависимость от высшего Источника жизни, радости, любви и в Нем ищу соответственно укрепления. Уметь молиться, значит иметь живой, самый дорогой на свете опыт непосредственного богообщения. Нет его, — в период скорбен и искушений рациональная, интеллектуальная вера разрушится как карточный домик. И наоборот, когда этот опыт есть, то даже если десятки самых выдающихся, авторитетных ученых станут доказывать мне — простецу, что Бог — это всего лишь детская сказка, я смогу смело и нелицемерно ответить: «Простите, господа, в этом вопросе вы не специалисты» .

А теперь давайте обратимся к самым главным, наиболее распространенным православным молитвам, которыми молится верующий человек дома и в Церкви.

(Далее следует краткий обзор молитв «Отче наш», «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного», «Царю Небесный», «Богородице, Дево, радуйся» и «Символа веры». В этом плане данная часть беседы продолжит вероучительную линию первого оглашения. Заканчивается беседа молитвой «Угодниче Христов (имя рек) моли Милостивого Бога…» Здесь же выясняются сроки будущего тезоименитства оглашаемых с целью конкретного характера следующей встречи.)

Оглашение третье

«ЖИЗНЬ»

— Сегодня мы будем говорить об образе христианской жизни, обращаясь к конкретным жизнеописаниям. Согласитесь, что эта тема очень важна. Ибо мало знать истину, мало знать и пути к ней, нужен достойный пример. Если христианство это один Христос, то стоит ли быть Его последователем? Если мне не на кого равняться, то, может быть, и не нужно стремиться к данной, хотя бы и очень возвышенной цели? Сомнения, к счастью, напрасные.

Святость — есть общая цель каждого верующего не в зависимости от его жизненного положения. И в Ветхом и в Новом завете Бог обращается к верующим с одним и тем же призывом; «Будьте святы, потому что Я свят» (Лев.11,45) и «будьте совершенны, как совершен Отец ваш небесный» (Мф.5,48). Вне этого идеала, вне высоты этой Богом поставленной планки нет веры-верности, нет верующего, нет Церкви, нет человека… Я сколь угодно долго и красноречиво могу рассуждать о величии святых, живших и живущих в человеческой истории, но если святость не мой идеал — я всего лишь внешний наблюдатель одной из сторон христианской жизни, фанатичный экскурсовод, путешествующий по миру мифической святыни.

Но что значит быть святым? «Святость это безгрешность» — вот первое, что приходит человеку на ум. Но тогда у большинства из нас никаких шансов. Даже воздерживаясь от греховных поступков, мы уязвляемся помыслами греха до самой смерти. Выть может, святые были свободны и от этого? Сейчас выясним. А пока давайте вспомним, некоторые особенности церковной службы. Надеюсь, что многие из вас, хотя и некрещеные, в храм все-таки заходили. Видели ли вы, как совершается каждение? Священник или дьякон окуривают ладаном иконостас и фрески храма с помощью специального богослужебного предмета — кадила. Тут все понятно. Этим благоуханием священнослужители воздают почести тем, кто этого действительно достоин: Богу и святым Его. Но вот духовное лицо отворачивается от икон и начинает кадить стоящих в храме людей, — и это уже непонятно, ибо все мы осознаем свое несовершенство. Что же происходит в действительности? Церковь, в лице своего служителя, указывает людям на то, что и они способны освятиться, а значит и они достойны прославления. Святость потенциально присуща каждому из нас, ибо все мы несем в себе «образ» создавшего нас Бога (Быт.1,26), и именно эту «жемчужину» окуривает священнослужитель. Значит, возможность святости не удел избранных, а наша общая природа и вместе с тем задача. Бог заповедует не то, что могут единицы, а то, что по плечу всем. Но тогда почему же святых так немного, т.е. их много, конечно, но в сравнении с общим числом верующих, их присутствие в мире, действительно, как капля в море?

Нас изумляют подвиги св. Симеона Столпника и св. Серафима Саровского, мы недоумеваем и ужасаемся поступкам Алексия Человека Божия и Ксении Блаженной, но мы ничего не знаем о их личных переживаниях по этому поводу. Святые, как правило, оставляют поучения, но не оставляют дневников. И потому, что было у них на душе в момент нечеловеческих подвигов и величайших страданий, остается для нас тайной, покрытой мраком неизвестности. Не так с Николаем Японским. Почти всю свою жизнь он писал дневники, которые сохранились и дошли до нас в первозданном виде. Что же поражает в этих записях. Во-первых, то, что их писал человек согрешающий. Следовательно, святость — не отсутствие греха, а умение в грехе раскаяться, умение возложить вину и ответственность на себя с тем, чтобы постараться исправиться. В этих-то попытках исправления и заключена тайна святости. Святой не тот, кто не падает, но тот, кто, упав (и, быть может, сильно), не меняет ни цели своего стремления, ни усердия к ее достижению. В другом месте св. Николай говорит об этом совершенно отчетливо: «Хоть бесплодны мои глупые тревоги, но не злонамеренны они, окромя моих разных человеческих грехов! Грехи — грехами, но не ими и не для них я жил, а была у меня идея жизни — служение вере и Господу!»[3]

Таким образом, святость — не безгрешность, а неотступное всецелое решительное стремление к Богу, несмотря на свою греховность. Святость есть посвящение жизни и именно поэтому святых немного.

Приведу вам пример. Как-то священника пригласили освятить молодежное кафе. Освящение — это молитвенное призывание благодати Божией на определенную человеческую деятельность. Покропив святой водой кабинет директора и складские помещения, он вышел в центральный зал и продолжил освящение, двигаясь вдоль стен кафе. За одним из столиков сидели молодые люди и с интересом наблюдали за ним. Когда он поравнялся с ними и спросил: «Верующие ли они?» — они ответили, что верующие. — «Значит можно вас покропить?» Знаете, что они ответили? —-«Можно, только несильно.» Ответ удивительно точный. Большая часть верующих людей не становится святыми только потому, что присутствие Бога в их жизни определяется как «несильное». Вера наполовину — есть обескрыленная, нереализованная святость…

А теперь давайте поговорим о типах святости. Православные святцы (т.е. собрание чтимых Православной Церковью святых) указывают нам на широчайший круг человеческой деятельности, которая может быть охвачена Божественным освящением, что называется «от царя до пономаря.» Здесь монахи и миряне, князья и простонародье, мужчины и женщины, дети и старики и т.д. Словом, если «любви все возрасты покорны», то святости — все жизненные состояния, потому что, повторяю, Бог заповедует не то, что могут единицы, но то, что возможно всем.

События XX века в России показали, что пострадать за имя Христово можно и нужно в не меньшей степени, чем во времена гонений Римских. Приведу вам только один, достаточно красноречивый, пример. Это было в городе Серпухове в первые годы советской власти. Ворвавшиеся в храм большевики, выволокли находившееся там духовенство на улицу и расстреляли всех, кроме одного священника. Его опустили в глубокую яму так, что на поверхности осталась только одна голова. Затем яму засыпали землей, а на голову священника одели железную сетку, под которую пустили двух голодных крыс. — «Ну что, поп, есть Бог? Что же Он тебя не выручает? Отрекайся пока не поздно.» Жутко, не правда ли?! Но священник не отрекся. Пока обгладываемая крысами голова была жива, она непрестанно повторяла: «Я христианин…» Вот что такое мученичество и какова степень противостояния добра и зла в нашем падшем мире

Ибо путь последовательного христианина всегда мучителен: «В мире будете иметь скорбь…» — говорит Христос (Ин.16,33). Но именно в мучениях за Христа сокрыта специфическая христианская радость: «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь; ибо велика ваша награда на небесах…»(Мф.5,11-12). Видите, это скорбь, но не такая как у неверующих. Сознательно шагнуть в «пожизненную драму» можно только по любви. В единстве с Любимым и заключена самая большая награда верующего уже здесь на земле. Единство с Богом — начало и конец человеческого счастья. Именно так Церковь понимает спасение. Если же я своекорыстен, меркантилен в своем стремлении, то тогда я всего лишь наемник, оплачиваемый работник, ухаживающий за своей матерью не по любви, а в надежде на скорое наследство… Любовь же рождается от богообщения и от молитвенного осознания той цены, которую заплатил Христос за наше вечное счастье. Неужели в виду Распятия я стану упрекать своего Бога за трудность и болезненность пути, ведущего в Его объятия?! Теперь я отвечу на ваши вопросы, потому что на этом мы заканчиваем наше непродолжительное общение; надеюсь вы не жалеете о потраченном времени. Хочу напомнить, что в субботу, непосредственно перед крещением, вы должны прийти на покаянную беседу,

(После этого катехизатор проводит оглашаемых по всем общедоступным местам православного храма, вкратце рассказывая о его основных функциях и убранстве.)

ПОКАЯННАЯ БЕСЕДА И ЕЕ ЗНАЧЕНИЕ

Покаянная беседа носит это название, потому что собственно исповедь, как церковное таинство, для некрещеных еще невозможна. Кроме того, в современной приходской практике лучшая форма подобного общения — именно беседа; время безмолвного присутствия при совершающемся покаянии наступит только впоследствии.

Необходимость этого докрещального акта доказывается самой сутью совершаемого Таинства. «Вера, которая требуется от вступающих в Церковь, включает в себя покаяние, а покаяние возможно на основе веры.»[4] Новозаветные тексты говорят нам о том, что наличие предваряющего покаяния являлось обязательным условием участия конкретных лиц в символических и сакраментальных действиях, начиная с проповеди Иоанна Крестителя и заканчивая веком Апостолов. «В те дни приходит Иоанн Креститель, и проповедует в пустыне Иудейской, и говорит: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное… Тогда Иерусалим и вся Иудея выходили к нему, и крестились от него в Иордане, исповедуя грехи свои» (Мф.3,1-2,5-6). Христос не упраздняет, а подтверждает подобную практику (Мф.4,14-17; Мк.1,14-15). Поэтому и первая проповедь апостолов начинается этой же темой: «Петр же сказал им: покайтесь и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов, — и получите дар Святого Духа (Деян.2,38). Эту же традицию содержит ранняя Церковь.

Для современного типа крещаемых восстановление древней покаянной дисциплины особенно целесообразно. Согласитесь, знание о том, что в крещении старая жизнь со всеми ее изъянами сделается «аки небывшей» может не только порадовать, но и искусить постсоветское обывательское сознание. Дескать, все сейчас простится, как хорошо, что не надо в этом исповедоваться, остается только радостно потереть руки… Напротив, «высказывание» своих грехов непосредственно перед крещением, есть совершенно нормальное устроение неофитского сознания, и нелегкая задача катехизатора в том, чтобы постараться убедить в этом своих подопечных. Современный человек без всякого внутреннего смущения решается креститься, но покаяться в грехах ему черезвычайно тяжело. «Человек — это звучит гордо», — лозунги ушедших десятилетий продолжают подспудно будоражить сознание. И здесь катехизатору важно подчеркнуть, что гордость — грех самый тяжелый, поэтому ясно, чей облик проглядывает за подобными высказываниями.

Чрезвычайна важна здесь роль священника как помощника, а еще более, как совершителя таинства. Покаянная беседа — есть первый практический шаг к главной Истине, непосредственный опыт покаянного предстояния Богу в присутствии духовного лица. Ничего кроме пользы такая беседа не принесет. Важен этот опыт и психологически, т.к. он помогает снять естественный страх перед первой исповедью, В дальнейшем, даже если человек «затеряется» и «проскитается» еще какое-то количество лет после крещения вне Церкви, память о том, что такое настоящая исповедь, сослужит ему хорошую службу в момент окончательного возвращения в церковную ограду. Само собой разумеется, что подобная беседа должна быть проведена священником с особой серьезностью и тактичностью.

На наш взгляд, следует особо затрагивать проблему зрелищ. Двойственный, причем гипертрофированный в негативную сторону, характер современного массового искусства с его чрезвычайно мощными способами воздействия на человеческую психику не позволяет Церкви пройти мимо этой проблемы. Священник обязан предупредить крещаемых о том, что душа постоянно питающаяся нездоровой духовной пищей, постепенно утрачивает всякий нравственный иммунитет, перестает отличать добро от зла.

                                            заключение

Как видим, представленный огласительный опыт сильно отличается от древне-церковной катехизической традиции. К сожалению, апостольский идеал оглашения («… работая Господу со всяким смиренномудрием.., среди искушений, приключавшихся мне по злоумышлениям иудеев.., я не пропустил ничего полезного, о чем вам не проповедовал бы и чему не учил бы вас всенародно и по домам, возвещая иудеям и еллинам покаяние пред Богом и веру в Господа нашего Иисуса Христа… Посему бодрствуйте, памятуя, что я три года день и ночь непрестанно со слезами учил каждого из вас.» (Деян.20,19-21,31), до сих пор остается в качестве заветной, но неисполнимой нормы. Вместо трех лет, мы оглашаем три дня… понимая, что без соответственных общецерковных постановлений, обязать желающих креститься к более продолжительному начальному приготовлению, просто не удастся.* Поэтому, в прямой связи с настоящим огласительным сроком, находится и настоящая огласительная задача: не имея возможности научить ‘всему, не пропуская ничего полезного», необходимо попытаться убедить оглашаемых в том, что крещение является важнейшим жизненным шагом, к которому необходимо отнестись со всей серьезностью и ответственностью. Самой подходящей для этой цели категорией может послужить нравственная категория честности («постсоветскому» человеку это хорошо понятно). «Скажите, разве честно и для вас и для священника совершать таинство «вслепую»? Вы, — не знаете, во что креститесь; священник — не знает, кого он крестит…* «целью православной катехизации является не передача специфической информации (например, сведений о жизни Христа, истории Церкви и т.д.), а воспитание чувства благоговения, любви к Богу и к людям, то это естественно требует от катехизатора соответственного личностного отношения и духовного настроения.[5] В тупиковых ситуациях чрезвычайно полезно обращаться к собственному духовному опыту, ибо книжные примеры убеждают не всех и не всегда.

Например, если катехизатор узнает, что сидящие перед ним мать и дочь пришли креститься, потому что глава их дома ушел в другую семью, нужно попытаться более подробно поговорить именно об этом и т.д. Словом, оглашение в современных условиях требует от катехизаторов большой духовной отдачи. Последними могут быть активные миряне с надлежащими качествами. Значение их помощи священнику трудно переоценить, и, кроме того, этим снимается важная проблема практической церковной самореализации лиц, не находящихся в священном сане.

В заключение следует сказать, что плоды настоящей практики не могут быть грандиозными; известно, что пожинаем мы только то, что посеяли. Процент полной воцерковляемости вступающих в Церковь по указанной схеме естественно не высок. Но все-таки, несмотря на то, что большая масса крестившихся неизбежно теряется, какая-то часть сознательно остается, и священнику радостно видеть этих людей в качестве самой дорогой награды. Да и те остальные, кто и после получения прав на огромное наследство все-таки не решаются остаться в дому Отчем и пускаются в известное своими последствиями путешествие (см.Лук.15,11-32), надо думать, подспудно сохраняют память о «дворах Господних.» Мы имеем надежду, что они вернутся сюда раньше одиннадцатого часа (см. Мф.20,1-16).

БИБЛИОГРАФИЯ ИСТОЧНИКИ:     

  • Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета в русск. пер. с комм. Брюссель, 1983.
  1. Св. Николай Японский. — В кн.: Накамура К. Дневники Святого Николая Японского. Хоккайдо, 1994, сс. 7-9.
  2. Антоний (Храповицкий), митр. Исповедь. М., 1996.
  3. Асмус В. свящ., Дунаев А.Г. Предисловие к: учение двенадцати Апостолов. Рига, 1992.
  4. Афанасьев А., прот. Вступление в Церковь. М.,1993.
  5. Каледа Г., прот. Задачи, формы и структуры катехизации в Русской Православной Церкви в современных условиях. — Путь Православия. № 1. М.,1993, сс. 19-32.
  6. Карташев А.В. Очерки по истории русской Церкви. T.I. M., 1991.
  7. Киприан (Керн), архм. Православное пастырское служение. СПб.,1996.
  8. Лосский Вл. Догматическое богословие. Киев, 1991.

10.Тростников В. Понимаем ли мы Евангелие. М., 1997.

11.Шмеман А., прот. Водою и Духом. М-, 1993. 

(по диссертации свящ. Евгения Горячева)


[1] Афанасьев Н., прот. Указ. соч., сс.80-81.

* Заповедь сознательно предложена в Новозаветном смысле (Ср. Исх.20,8-10). Мы убеждены, что длинный разговор об истории Ветхозаветной Субботы только затруднит восприятие других важнейших истин и без того перенапрягающемуся «детскому» сознанию слушателей. Забегая вперед, скажем, что именно поэтому в настоящий огласительный минимум не вошли многие серьезные богословские темы. Если люди останутся в Церкви, в свое время они узнают и об этом.

[2] Cp.: Антоний (Храповицкий), митр. Исповедь. М., 1996, с.60.

[3] Там же, с. 9,

[4] Афанасьев Н., прот. Указ. соч., с.64.

* Следует помнить, что крестим мы, по большей части, не тех, кто обращен к вере нашей миссионерской проповедью, а тех, кто пришел самостоятельно за церковно-обрядовым подтверждением своей смутной религиозности.

* Иногда даже отрицательные плоды катехизического общения в подобном контексте могут расцениваться как успех. Вспоминается скептически настроенная тридцатилетняя женщина, которая ухмылялась и провоцировала катихизатора всю первую беседу; второй раз она, напротив, была предельно сосредоточена, а в конце беседы (после разговора о смысле и необходимости предварительного покаяния) серьезно спросила: «Это что значит, что мне больше нельзя грешить? — Да». После этого она уже не приходила, и мы можем сказать, что это хотя и горькая, но все-таки победа. Ибо для Церкви нет реальности болезненней и страшней, чем люди, входящие в ее Тело без всякого желания нравственной перемены. Иногда даже отрицательные плоды катехизического общения в подобном контексте могут расцениваться как успех. Вспоминается скептически настроенная тридцатилетняя женщина, которая ухмылялась и провоцировала катихизатора всю первую беседу; второй раз она, напротив, была предельно сосредоточена, а в конце беседы (после разговора о смысле и необходимости предварительного покаяния) серьезно спросила: «Это что значит, что мне больше нельзя грешить? — Да». После этого она уже не приходила, и мы можем сказать, что это хотя и горькая, но все-таки победа. Ибо для Церкви нет реальности болезненней и страшней, чем люди, входящие в ее Тело без всякого желания нравственной перемены.

[5] Каледа Г., прот. Указ. соч., сс.21,24.

Комментирование запрещено